Поездка на освобожденный от большевиков Валаам 19 октября 1941 года

Получив разрешение от властей на осмотр наших имений, освобожденных от большевиков, мы на случайном автомобиле из Паппиниеми 19 октября прибыли в г. Иоэнсу, где утром 20-го числа сели на поезд до станции Маткаселькя, а далее на автомобиле — до г. Сортавала. В последнем осмотрели свое подворье, оказавшееся с незначительными повреждениями. На следующий день, 21 октября, мы также на автомобиле прибыли в Лахденпохья, а отсюда на пароходе «Аунус» едем на Валаам. Проплывая по Ладоге, на горизонте увидели остров, как туманное пятно. Понемногу он прибавляется. Подъехали ближе к Валааму, и чувства радости охватили, невыразимые словами, хотелось крикнуть: «Взыграйте, горы Валаама!»... В особенности, когда открылись золоченые главы Никольского скита и Собора, тогда не хотелось оторвать от них своего взора... Однако свисток парохода заставил очнуться от этого, как бы сонного очаровательного видения, и посмотреть на землю, на которой вырисовывается уже другая, удручающая картина. Вот Покровская часовня, разрушенная еще в предыдущую войну. Минуем пристань, которая сожжена со всеми ее окрестными постройками, только часовня «Всех скорбящих Радость» стоит с согнутым на ней крестом. Также и Благовещенская часовня стоит, но без образов. Поднимаемся по каменной лестнице на гору, где находится Знаменская часовня с золоченым крестом, плотно пригнутым к крыше. Направо видны разрушения большой гостиницы, которая взорвана в пяти местах, и высокие горы обломков кирпичей окружают ее. Малая гостиница, здание Штаба, совсем разрушена. Монастырские корпуса, которые уцелели от предыдущей войны, теперь пострадали: большевики разбили в них все стекла, поломали много дверей и окон.

Утро 22 октября 1941 года. Первым долгом мы пришли в собор, отслужили молебен Преподобным и Божией Матери. Иконостас удален, и стенная живопись закрашена масляной краской. Начиная с солеи, во всем алтаре сделан помост для представления. На месте иконостаса стоят золоченые арки из колонн, принесенных из церкви святых апостолов Петра и Павла.

При входе в собор надпись: «Клуб базы». Все стекла в храме выбиты. Поднимаемся на верхний храм по лестнице, на стенах которой — картины, изображающие святых, с предстоящими Спасителем и Божией Матерью. Лик последней изрезан ножом, также проколоты и лики некоторых святых. В верхнем соборном храме заметных кощунств не видно, исключая выбитых стекол.

В первом ярусе колокольни висит Андреевский колокол, третья часть его отбита и отсутствует, а язык сброшен на землю. Во втором ярусе висит воскресный колокол, все прочие колокола увезены большевиками.

Перед занятием большевиками обители, по мирному договору в марте 1940 года, ими были разрушены с аэропланов: церкви Святой Троицы и Живоносного Источника, а также корпуса: больничный, ризничий, машинный дом, киновия и другие здания; при оставлении тогда нами святой обители Андреевский колокол последний раз прозвучал своими мощными 24 ударами, возвещая о смерти обители, и умолк навсегда... Сегодня же, 22 октября 1941 года, единственно оставшийся воскресный колокол снова гудит, возвещая о воскресении обители.

Спустясь с колокольни, продолжали осматривать здания внутри и снаружи. В уцелевших от разрушения в предыдущую войну монастырских зданиях, по занятии их большевиками, ими были сделаны некоторые переделки, с приспособлением их для своих потребностей, но при своем уходе с Валаама они везде разбили стекла, и <кругом> даже много поломанных оконных рам и дверей, в особенности же пострадала мебель.

Такая же картина разрушения наблюдается и в скитских зданиях. Кроме того, разрушены взрывами следующие каменные здания: гостиница, та и другая, как это уже упоминалось выше, кроме того: рига, амбар, дом трудолюбия и несколько пострадало конюшенное здание, а машинный дом, где были сосредоточены почти все мастерские и водопровод, весь сожжен и выгорел, а вместе с тем, частью и разрушен. Хлебная в монастыре взорвана, при этом несколько пострадала и канцелярия обители.

Иконостасы как в монастырских, так и в скитских храмах многие повреждены, другие поломаны и уничтожены; часть образов кощунственно испорчена, а также и картины.

Церковные колокола оставлены следующие: в монастырском соборе, только один Воскресный и две трети Андреевского колокола; в скитах: Гефсиманском — 2; Воскресенском — 3; Предтеченском — 2 целых и 4 разбитых, притом все они сброшены с колокольни на землю; в Коневском — 6. Из Никольского скита и Назарьевской Пустыньки колокола все увезены. В Смоленском скиту они тоже отсутствуют. Все упомянутые церкви, кроме колокольни скита Всех Святых и кроме разбитых в них окон, совне в порядке. Домовая церковь в Никольском скиту — упразднена. В скитах Тихвинском, Германовском, Сергиевском, Ильинском и Александро-Свирском не удалось еще осмотреть.

Печальное зрелище представляет из себя братское кладбище, где все кресты на могилах уничтожены, большие кресты черного полированного гранита разбиты на мелкие куски. Братские могилы сравнены с землею.

Особая злоба излита на кресты. Кому они так ненавистны? Ясно, что злому духу, а люди являются лишь жалкими орудиями этого духа.

Вот на проездной дороге воздвигнута Тихвинская часовня, которая была увенчана главкой с крестом, теперь с нее сорваны и крест, и глава ! Владимирская часовня также обезглавлена и лишена святого креста, а иконы изъяты из часовен! Каменная часовня святых Константина и Елены стоит с кощунственно испорченными образами. Казанская и Сергиевская часовни совершенно уничтожены. Часовня святых Зосимы и Савватия в Тростяной и святых Космы и Дамиана на Петровском, хотя оставлены, но первая стоит с испорченными образами, а последняя лишена и украшавших ее святых икон. Часовня святого Серафима на Порфирьевском острове нами не была осмотрена.

Такова картина бегло осмотренного нами Валаама, на котором большевики хозяйничали полтора года: с 19 марта 1940 года по 19 сентября 1941 года.

По окончании нашего скромного церковного торжества мы все почти священнослужители, объятые радостным восторгом, поехали на моторе в Германовский скит.

О. Иеракл, служивший при богослужении пономарем, теперь вступил в свою должность капитана, и мы едем по Ладоге с церковным песнопением, не обращая внимания на бушующие волны, которых немало видели за свою многолетнюю жизнь на Ладоге.

Вот и Германовский полуостров, отстоящий от Валаама на тридцать шесть километров. Въезжаем в бухту: церковь стоит, а деревянные строения все сожжены, пристань тоже. Входим внутрь церкви, которая немало пострадала порчею иконостаса и образов. Колокола оказались увезенными. Выйдя из церкви, мы поднялись на самую высокую гору, откуда видны все окрестности и самый Валаам. У подножия этой горы видны места сожженных зданий и участков леса, сгоревшего на корню, также не видим ни одного сенного сарая на полях, которых было более десятка. Спустясь с горы мы бегло осмотрели скит и благополучно возвратились на том же моторе на Валаам.

В Сергиевском скиту побывал эконом иеромонах Филагрий. Каменная церковь стоит, внутри заметны небольшие повреждения иконостаса, колокола увезены. Все деревянные постройки, кроме бани, стоят, баня сожжена.

Итак, закончив краткое обозрение Валаама, грустя о разрушении его, 28 октября мы отправились на пароходе в обратный путь. Если смотреть на удаляющийся Валаам, он совне кажется неповрежденным и не лишен очаровательной красоты. Даже у безбожника-большевика, побывавшего на Валааме, вылились такие слова :

Как тихо здесь! Когда б я верил в Бога,
Мне рай, наверно, снился бы таким :
Зеленый остров, где людей немного,
Скала, закат, над сонной кровлей дым!
О, Валаам, — смиренная обитель!..

Да и Валаамская поэзия не лишена теперь возможности продолжать воспевать «свои леса, свои заливы, свои священные места»!

Что же касается разрушений, то они, при помощи Божией и добрых людей, могут быть восстановлены, и величественная колокольня наша вновь будет не только спасительным маяком для судов в бурной Ладоге, но и путеводной звездою для душ христианских. Спасшиеся колокола вновь начнут призывать народ молиться и благодарить Бога за Его великое милосердие. Этот призыв услышат и освобожденные карелы, находящиеся по ту сторону Ладоги, и вновь потекут в обитель, промыслительно оказавшуюся теперь в центре Карелии, и это течение будет радостным событием для православной Карелии, освободившейся от коммунистического рабства.

Воскрешения Валаама ждут многие христианские души, и он, при помощи Божией, — воскреснет!

Паппиниеми, 1 ноября 1941 года

Вторая поездка на освобожденный Валаам 1 августа 1942 года

...Мы в Лахденпохья, куда наш пассажирский пароход «Valamon luostari» в довоенное время совершал ежедневно правильные рейсы. Еще в первую войну этот пароход утоплен, и мы едем на моторе, который быстро летит по заливу к Ладожскому озеру...

Вот и Ладожское озеро: спокойный и величавый простор окружал отовсюду смутные силуэты нескольких островов наших, вода и небо... веяли на нас невозмутимою благоговейною тишиною. Позади нас виднеется Сергиевский скит, а впереди уже вырастает Валаам, главы храмов сияют освященные солнцем. Никольский скит все растет и растет пред нами. Вот его белая каменная церковь, увенчанная золотою главой, являющаяся как бы сторожевой крепостью монастыря. У подножия ее лежит на берегу остов парохода «Николай», свидетельствующий о сокрушительных действиях врага, а далее, на отдельном островке, пароход «Сергий» говорит о том же... Проезжая далее по заливу и минуя сожженную пристань парохода «Отава», который также пропал для Валаама, мы пристали к пристани парохода «Сергий», который теперь ремонтируется в доке и на который возлагается вся надежда наша будущего сообщения Валаама с берегом. Итак, в 20 часов 1 августа 1942 года мы на Валааме.

О. Духовник, иеросхимонах Ефрем, в тот же вечер отбыл на лодочке в Смоленский скит, а мы с о. Петром, переночевав, после литургии 2 августа, отправились на лодочке по внутренним заливам, природа которых осталась не поврежденной и вызывала в душе восторженные чувства.

Вот и Смоленский скит, где о. Ефрем заканчивает Божественную литургию и с радостнотворным плачем встречает нас. Сопутствовать он был не в силах, и мы едем дальше в Коневский скит... Зайдя в его церковь, которая совне невредима и на колокольне которой находятся все, кроме одного колокола, сетуем о внутреннем разрушении ее... Тут же стоят и два домика с заросшими садами и засохшими яблонями. В обратный путь идем по дубовой аллее, и белые грибки так и просятся в корзинку... Едем дальше по заливу к «Предтече», но мелководье канавы воспрепятствовало нам туда попасть, и мы возвращаемся в обитель, снова любуясь природой. Куда ни взглянешь — вверх, и вниз, и в стороны — все склоны гор блистают роскошью цветистого убранства, неизобразимой красоты, от которой не хочется оторвать глаз. Незаметно наша лодочка вновь у монастырской пристани.

В тот же вечер мы посетили три монастырских сада, которыми заведует теперь иеродиакон Виктор, у которого в среднем саду за чаем мы и закончили итог нашего дневного, столь богатого впечатлениями, обозрения. В этих садах имеется теперь только 235 яблонь, а остальные 454 погибли, главным образом, от примененного к ним большевиками омоложения.

3 августа ездили на моторе в скиты Святой и Ильинский. В том и другом церкви и домики стоят почти не поврежденными, иконостасы и образа в церквях целы, только запрестольные образа в обеих церквях кощунственно испорчены.

4-го были в скиту Предтечи, где все домики стоят с разбитыми стеклами и с некоторыми внутренними повреждениями. Церковь цела, иконостасы и образа почти не повреждены, но художественных картин, висевших на стенах, нет. Яблони в саду засохли.

5-го, в канун престольного праздника Преображения Господня, которому, как известно, посвящен верхний соборный храм и в котором уже затенены фанерой и папкой поглощающие свет и отсутствующие два яруса иконостасных образов, в свое время спасенных нами и находящихся у нас в Папинниеми, а также и Царские врата. Сдвинутые престол и жертвенник мы временно поставили на место и совершили всенощную, а в Преображение — Божественную литургию соборне, во главе с настоятелем монастыря, сослужили — иеросхимонах Ефрем, эконом иеромонах Филагрий, иеромонахи: Михей и Петр, и иеродиакон Виктор. После молебна духовник о. Ефрем обратился к Настоятелю с поздравлением с престольным праздником и возвращением в свою обитель, пожелав скорого возвращения и всего братства в родную обитель. После чего было пропето обычное многолетие. Это скромное торжество радовало нас более, чем когда-либо в цветущие времена, так как с окончанием первой войны мы потеряли всякую надежду на возрождение обители, но что по-человечески казалось невозможным, то возможно стало у Бога...

На самом Валааме небольшая группа нашего братства во главе с Экономом заняты сельским хозяйством и охраной церквей и зданий, главным образом, собора, нижний храм большевики превратили в «клуб базы», но недолго длилась «та служба мерзостным богам, и милость Божия явилась на наш гранитный Валаам».

Теперь наша священная обязанность восстановить его для священнодействия, к чему мы и приступили, очистив, прежде всего, алтарь и поставив престол и жертвенник, а иконостас соберем в дальнейшем. Временно поставили вполне приличную раку Преподобным.

23 августа, в воскресенье, после водосвятного молебна, мы соборне служили в нижнем соборном храме первую литургию и молебен у раки Преподобных. По окончании богослужения мы стали подготовляться к отъезду с Валаама, который был назначен на завтра, 24 августа, в 6 часов утра...

24-го, в 6 часов 30 минут, мы на моторе, прощаемся с Валаамом и со своей братией, даст Бог «до скорого свиданья».

Мотор идет, и Валаам вскоре остается позади нас, оставаясь и издалека таким же красивым и величественным, как в довоенное время.

Папинниеми, 11 ноября 1942 года

Очередная третья поездка на освобожденный Валаам

В текущем 1943 году я имел счастливую возможность в третий раз посетить нашу обитель после эвакуации 1940 года и находиться там с 16 июля по 1 сентября. Настоящая моя поездка происходила в сопровождении иноков Марка и Иувиана, и она имела своей целью собрать иконы из ближайших скитов и часовен и сосредоточить их все в одном помещении, сухом и удобном для хранения этих святынь. Затем необходимо было привести в порядок книги монастырской библиотеки, оставленные на Валааме, разместить их по отделам и шкафам, а испорченные книги отделить особо. Все это с Божией помощью было исполнено и, кроме того, на часовнях: Знаменской и «Всех скорбящих Радости» — вновь воздвигнуть кресты, поврежденные большевиками. Эта моя поездка в монастырь совпала с посещением Валаама одним лицом, который весьма красиво и поэтично писал об этом, это обстоятельство невольно и побудило вновь повторить эти прекрасные слова, сказанные о нашей обители упомянутым лицом.

Так, между прочим, он пишет следующее: «Лик Бога Сына, изображенный на древней иконе, находящейся в одном из помещений монастырских зданий, глядит очень большим, темным и строгим из золотой рамы. Кто знает: может быть, и не без причины этот строгий лик Спасителя для нашего времени, которое так отдалилось от Его заветов о братской любви и о мире на земле.

Снаружи свирепствует грозовая буря. Она приводит в движение большие Валаамские леса и заставляет их качаться. Она натучивает через широкие ворота монастыря и приводит разбитые окна монашеских келий в дребезжание. Она потрясает и ревет в старых деревьях оскверненного кладбища, где памятники и кресты лежат, опрокинутые и разбитые. Серые дождевые тучи виснут над голубыми куполами монастырского собора, главный храм которого, освященный в память Преображения Господня, и теперь продолжает быть центром и точкой для взгляда всей православной жизни в Карелии. Он таков независимо от того, что в данное время его внутреннее состояние не позволяет монахам совершать в нем богослужения. По наружному виду главный храм и весь монастырь со многими небольшими церквами сохранился сравнительно хорошо за время войны. Главным образом внутренняя отделка, живопись, памятники, незаменимый главный колокол очень потерпели от ниспосланного испытания, но, как известно, большую часть движимого имущества удалось вывезти на материк прежде чем Валаам, при принудительном мире, был передан врагу. Еще возвышается к небу семидесятиметровой высоты колокольня, с синим конусом, со сверкающим крестом. Еще у подножия его стоят длинные монастырские здания с красными крышами. Только здесь и там бомбы зимней войны создали зияющие отверстия в этой архитектурно-замкнутой целости или подожгли и разрушили какой-нибудь флигель. Те несколько иноков, которые пока вернулись на Валаам, и их собратья, оставшиеся в Папинниеми, имеют основание радоваться и быть благодарными тому, что их обитель теперь не сравнена с землей. Зимние ветры и снег все же пробираются через разбитые окна главного храма, и наполненный сыростью валаамский воздух сильно повлиял на стенную живопись. Сырость упорно пробирается из толстых стен, и краски и позолота сходят большими кусками. Здесь, безусловно, требуется принятие немедленных мер, чтобы воспрепятствовать скорому разрушительному процессу. Как культурно-исторический документ и для самой обители эта живопись, понятно, имеет незаменимую ценность, которая должна быть спасена для будущего. Часть картин и группа орнамента, кроме того, очень красивы и живы в своем богатстве и блестящей пышности. В связи с целью, которой они служат, и блестящий золотом иконостас, и удивительно тонкая акустика храма дают этой живописи, безусловно, впечатление целости. Иноки уже до зимней войны, приблизительно лет восемь, занимались реставрацией их. От алтаря до второй колонны и в среднем куполе живопись сохранилась сравнительно хорошо. Остальная же, а это гораздо большая часть, как можно скорее должна быть защищена от влияния сырого климата, чтобы через несколько лет не была бы совершенно уничтожена.

К вечеру буря стихает, и волны Ладоги понемногу успокаиваются. Воздух теплый и мягкий. На востоке раскрывается облачная завеса, и светлое голубое небо сияет с солнцем над водою. Остатки грозовой тучи величественно, как горящая башня, плывут прямо к Сенным островам. Валаам купается в теплом свете, и все его золоченые кресты сверкают, как бы отвечая вечернему солнцу. После дождя воздух наполнен всеми ароматами июльского лета. Это махровые розы, белый клевер внизу у пристани, только что скошенное сено, земляника на солнечном припеке, вся масса цветов в древних монашеских садах вокруг обители. Это одновременно сладкий и одуряющий запах жасмина.

Я как бы жду, что внезапно услышу звон мощного Андреевского колокола, но потом опять вспоминаю, что Андреевский колокол висит разбитый, навсегда умолкнувший на колокольне, и что только шесть монахов вернулись в свой монастырь.

Валаам — это не только сам монастырь и окружающие его парки и сады. Это что-то более существенное и величественное. Самый главный остров окружен архипелагом до сорока маленьких островов, которые своими глубокими заливами, извилистыми каналами и узкими проливами создают совершенно особый островной мир. Там Валаамские большие мощные леса вперемежку с полями и естественными лугами и пышными долинами. Характер местности совершенно, как внутри страны. Мелкие, богатые камышом заливы и извивающиеся ручейки окружают красиво тенистые леса. И над вершинами деревьев возвышается множество больших и малых часовен с небесно-белыми покровами. В Валаамском мире они были пристанищем и святыней для престарелых отшельников, которые там искали покоя от всего временного земного и самих себя и соединяющую нить с Богом.

В тишине солнечного июльского вечера чувствуется лето во всей полноте жизни отшельнического архипелага. Тогда лес стоит тихо, как команда, и луга — мягко-фиолетовые в струящемся свете. Бледный серп луны висит над огромной поверхностью Ладоги, успокоившейся на ночь, отражаясь в ее водах. В такой тихий летний вечер кажется, что вся окрестность включает в себя тот мир и покой, которым молились поколения иноков столетиями здесь на Валааме».

Эти прекрасные слова и в наши сердца вливают отраду и надежду на возрождение нашей родной обители, несмотря на то, что монастырские храмы и некоторые жилые здания и хозяйственные постройки носят на себе печать разрушения и опустения. Все же отпечаток святости запечатлелся в опустевших храмах Валаама, в его часовнях, которые в свое время оглашались могучим звоном монастырских и скитских колоколов и «гласы преподобными», их бденной молитвою, хвалою Богу и трогательной мелодией Валаамского гимна: «О, дивный остров Валаам...», который ранее воспевали не только иноки, но тысячи богомольцев, посещавших нашу обитель, с которой они роднились духовно, орошали землю нашу, «леса, долины и поля» своими слезами умиления, когда благодать Святого Духа касалась их благочестивых сердец, тогда они вместе с иноками, на всех этих святых местах и заповедных уголках Валаама, возносили хвалу Богу, дивному во святых Своих. Это порой слышится еще и теперь для всякой души христианской, посещающей обитель.

Грустно и больно видеть разрушения войны и сознательно кощунственное надругательство над святынями, однако целость святости и чистоты обители осталась неприкосновенной. Дух чистоты и святости не побеждается ничем, лишь человек сам сквернит свою душу и томит дух безобразием греха, проявляемого в действительности, следы которого мы встречали после ухода с Валаама неприятеля.

Закончив свою миссию на Валааме, о которой было сказано в начале сего повествования, и совершив напутственный молебен в монастырском соборе на месте, где почивают мощи преподобных Сергия и Германа, утром 31 августа на моторе мы отправились в обратный путь.

Погода была великолепная, на Ладоге было тихо, солнце ярко светило с высоты небес, весь Валаам с его величественным собором, который благолепно царит над всем островом, все время находился пред нашими глазами, пока мы не въехали в Сердобольский залив.

В этот трогательный момент из глубины наших сердец невольно вылились следующие строки прощального гимна с родным нам Валаамом.

На прощанье с Валаамом Итак, опять сверкает море И манит свежестью лазурного пути : А мне так тяжело... В душе печаль и горе, И больно мне сказать последнее «прости». Ах, зыбь душевныя сильней, чем зыбь морская, Вздыхая, каяся, томительно скорбя, И, может быть, навек святыню покидая, Последнее «прости» твержу я про себя. Прости, еще прости, прощаюся час целый, И все от берега отвесть не в силах глаз, И чуть заметные священные пределы Целую мысленно еще единый раз. Порой за дальние синеющие горы, Туда, где высится собор, как бы таинственный наш град, Еще летят мои тоскующие взоры, Еще бы пасть пред ним, заплакать как бы рад. Хоть вера шепчет мне, что вся земля — Господня, И чистые сердца найдут Его везде, — Но сердце грешное одно твердит сегодня, Что града Валаам другого нет нигде. Прими же, Валаам Святой, поклон с последней данью, С раскаяньем, с молитвой о тебе... Уж озеро меж нами легло широкой гранью, — Увидимся ль еще, и в лучшей ли судьбе... Благослови меня, незримый Ангел Валаама, Прости, и помолись, и снова удостой Придти и пасть, от радости рыдая, Пред ракой Преподобных и Девы Пресвятой. И к вам последний клич, сердца мне дорогие, Валаамские собратья и друзья : Когда пришлет вам Бог моления благия, У раки Преподобных вы вспомните меня. Прости, Валаам, прости, желанный, Стою в волненьи пред тобой, Тускнеешь ты в дали туманной, Тускнеет взор печальный мой. На дальний берег, на заливы Полупрозрачный пал покров, И только горные извивы Видны под слоем облаков. Но все далекое, святое В душе так празднично горит, И в тихом внутреннем покое Опять евангельским глядит. О, буди мир, во веки буди С тобой, святейшая земля, Да благоденствуют все люди, Кто любит искренно тебя. Cepдоболь, 31 августа 1943 года О, Валаам многострадальный! О, Страстотерпец Валаам! Опять удел судьбы печальной Пришел к святым твоим местам. Опять ты, ранами покрытый, Стоишь безмолвный и пустой, Полуразрушенный, избитый, Но тот же дивный и святой. Уж ты для нас необитаем, И мы, насельники твои, Осиротелые блуждаем, Как без отца и без семьи. Какая тяжесть испытанья, Удар, потеря из потерь, Куда снесем свои страданья, Где слезы выплачем теперь ?! А что теперь на Валааме, Какой служитель тьмы и зла Глядел бесстыдными глазами На голубые купола ? Кто там ходил, не ощущая Твою святую благодать, Свои руки оскверняя, Твоих касаяся святынь ; Кто непристойными речами Сквернит алтарь священный твой, В том величественном храме Стоит с покрытой головой; Чей у престола дерзновенно Клубится дым от папирос ? А ты, покорный и смиренный, Терпел в молчаньи, как Христос! И как Христос в часы мученья, Как Он, безропотен и тих, Ты кротко возносил моленья За распинателей своих. О, Валаам, пример терпенья, Ты не угаснешь до конца, Невольной верою согреты Опустошенные сердца : За безграничное смиренье Тебя, как Господа Христа, Ждет также радость Воскресенья, За всю безропотность креста ! Взыграйте, горы Валаама, Хвалите Господа с небес. Несется благовест из храма : Наш Валаам опять воскрес. Недаром колокол Воскресный Из всех один остался нам! Да будет в мире всем известно, Что жив великий Валаам. Несется благовест победный: Отогнан враг, поруган бес! Твердит, ликуя, голос медный : Наш Валаам опять воскрес ! Какая радость ликованья, Восторг, победа из побед; Ты вновь спасен от поруганья, Наш мирный кров, наш тихий свет. Недалеко, Бог даст, то время, Когда весь сонм честных отцов, Забыв изгнанничества время, Вернется вновь под отчий кров. И, полн любви и снисхожденья, Простишь ты, кроткий Валаам, Все поруганье и хуленье Своим кощунникам-врагам. Откроешь вновь свои объятья Сердцам, измученным в миру, И скажешь им: «Придите братья, Я ваши слезы оботру». Придите все — враги и други — Несите все к моим ногам, Все ваши скорби и недуги Да уврачует Валаам!

Источник : Старый Валаам. Воспоминания о монастыре 1914-1943 гг.
СПб., Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 2006.